В ОФИСЕ КОРОНЕРА, куда отвезли Бена, затруднялись определить действительную причину смерти – тело слишком обгорело, чтобы можно было утверждать что-то с полной уверенностью. Но поскольку Бена нашли внизу, лежащим на полу в подвале, а не в постели, скорее всего причиной смерти не было удушение дымом во сне. Огнетушитель, висящий на стене неподалеку, был заряжен и годен к использованию. Но им никто не пользовался. Да и входная дверь располагалась недалеко.

Учитывая эти факторы и полное отсутствие свидетельств об обратном, заключение коронера гласило: скорее всего погибший Бенджамин Рал потерял сознание и умер от естественных причин еще до начала пожара. Возгорание произошло от оставленного в мастерской без присмотра нагревательного прибора. В момент возникновения пожара пострадавший был без сознания или уже мертв.

Дед часто говорил Алексу, что хотел бы, чтоб его тело после смерти кремировали. Он не раз повторял, что не хотел бы много лет гнить в земле, а огонь способен очистить его смертную сущность. И, учитывая то, что случилось с Беном, его желание исполнилось. И Алекс чувствовал некоторое облегчение, зная, что в какой-то степени все получилось так, как хотел дед.

А все, что было Беном - ушло. Жалкие останки Беном уже не были, ибо прошли через очистительный огонь, чтобы воссоединиться с вечностью.

Дома тоже не осталось. Большая часть здания была разрушена, а то, что уцелело, представляло собой руины и весьма опасные. После того, как развалины осмотрели инспектор пожарной охраны и представитель страховой компании, расследование быстро завершилось, и Алекса допустили к его собственности. По настоянию муниципальных властей ему пришлось нанять строительную компанию, которая вывезла с участка остатки дома и прикрыла пожарище.

И теперь, всякий раз проходя мимо участка, где стоял дом деда, Алекс чувствовал какую-то нереальность происходящего. Он останавливался и пристально смотрел на прореху в ряду аккуратных домов – и никак не мог поверить, что все произошло наяву. Память рисовала перед глазами призрак дома – казалось невероятным, что не осталосль ничего: не было больше деда, не было дома, где прошли детство и юность самого Алекса.

Несколько недель миновало как во сне. Порой Алекс задумывался, а может и встреча с Джакс ему тоже просто привиделась…

Первые дни, придавленный тяжким горем, он мало думал о ней. Алекс утонул в водовороте повседневных хлопот, и мысли его были главным образом о Бене. Проблемы следовало решать, но не осталось никого, чтобы посоветоваться или обратиться за помощью.

Прошло довольно много времени, пока тревожащие мысли о Джакс начали возвращаться. Слишком легко было предположить, что он, Алекс, начинает впадать в безумие – то самое, из-за которого в клинике оказалась мама. Иногда его преследовало ощущение, что безумие затаилось где-то во тьме, готовое в любой момент напасть и захватить его разум.

Алекс изо всех сил старался сдерживать свои страхи. Он твердил себе, что не позволит воображению одержать над собой верх. Повторял, что если мама больна – это не значит, что и с ним самим должно произойти то же самое.

Мама не разговаривала с самого дня рождения Алекса – того самого дня, когда велела ему бежать и скрыться и предупредила о чужаках, которые ломают шеи. Время от времени Алекс раздумывал, не повлияли ли на него те слова? Может, под влиянием маминых фантазий он выдумал Джакс и сочинил целую историю?

Конечно, он понимал, что выдумать столь реалистичную историю невозможно, но все же… Придумывал же он пейзажи, которые так любил рисовать. А возможно, все эти унылые мысли вызваны тем, что она не пытается увидеть его снова. Вспышки ярости, когда Алексу хотелось отлупить самого себя за то, как он обошелся с Джакс, чередовались с приступами жалости к самому себе.

Однажды его желание поверить Джакс получило поддержку: он купил научно-популярный журнал. На обложке красовалась картина звездного неба и заголовок – “Теория разнообразия вселенной. Возможно, мы не одиноки.”

Весь вечер Алекс внимательно читал статьи, посвященные возможности существования других вселенных, за пределами “Горизонта Событий” – такой термин использовался в космологии Большого Взрыва, чтобы обозначить край видимой вселенной, доступный земным астрономическим приборам. А поскольку свет из-за пределов “Горизонта Событий” пока еще не достиг расстояния, когда может быть воспринят приборами, невозможно определить ни действительные размеры вселенной, ни расстояния, на которые она раскинулась вне видимых пределов.

Астрофизики размышляли, как способна вселенная, состоящая из пространства, времени и материи, изогнуться таким образом, чтобы отдаленные ее части оказались всего лишь в шаге друг от друга. Ученые пошли еще дальше и заговорили о том, что сама вселенная не есть явление уникальное, и допустили возможность существования других вселенных. На основании теории черных дыр, теории белых отверстий, теории темной материи и энергии, нелинейных искривлений пространственно-временного континуума, теории последовательностей и теории суперпоследовательностей они выдвинули гипотезу, включающую десяток параметров. И теперь оставалось лишь надеяться, что физики однажды смогут понять и объяснить существование других вселенных вне нашей собственной реальности.

Некоторые астрофизики утверждали, что вселенная по форме напоминает пузырь, и события, благодаря которым образовался “пузырь” этой вселенной, способствовали образованию других подобных “пузырей” – отдельных миров среди бесконечности мироздания. Их оппоненты полагали, что вселенная напоминает четырехмерный пласт времени-пространства-материи, дрейфующий в великой пустоте пятого измерения наряду с другими вселенными – такими же четырехмерными пластами времени-пространства-материи.

А еще была группа физиков, которые полагали, что кроме известных четырех измерений существуют и другие. И эти дополнительные измерения служат мембранами, которые при соприкосновении перебрасывают материю в знакомые нам четыре измерения. Другими словами, создают новые миры, существующие в том самом пятом измерении.

И все сходились на мысли, что эти неизвестные измерения вполне могут служить переходными вратами между вселенными.

Алекс невольно задумался, не пришла ли Джакс из одной из тех вселенных. Возможно, она была уроженкой не другого мира, как понял Алекс, а уроженкой другой вселенной. И попала в мир Алекса через такие врата между измерениями. Хладнокровно обдумав все возможности, Алекс пришел к выводу, что все его рассуждения – это всего лишь зацепка, крючок, на который он стремится повесить собственные надежды на то, что эта женщина реальна и говорила ему только правду.

Ему очень нужно было знать правду. Иначе память о ней, ощущение ее присутствия, воспоминания об ее уме и жизненной силе обратятся в прах. Алексу не хотелось верить, что она пришла из другого мира. Ведь невозможно поверить подобной выдумке.

Выходит, она лгала? Еще хуже.

Алекс чувствовал, что попался в ловушку, когда не желал верить ее истории и в то же время не хотел, чтобы она оказалась коварной и изощренной лгуньей.

Но Джакс ушла. И не было никакой надежды, что она вернется. И Алекс знал, что упустил свой шанс когда-нибудь узнать все и решить эту загадку.

Пока Алекс читал, совершенно стемнело, единственным источником света была лампа возле кресла. Алекса вдруг почувствовал себя не просто в одиночестве, он словно навеки потерялся в окутавшей его темноте. Несмотря на все надежды, научные статьи ни в чем его не убедили. Фактически, единственное, что он почерпнул из умного журнала, было крепнущее убеждение, что случившееся совершенно и абсолютно невозможно. А теории, которыми обольщают себя все эти физики – есть лишь великое заблуждение. К науке – коли это настоящая наука – их гипотезы и теории никакого отношения не имеют.

Потом повседневные дела стали требовать все больше внимания, и Алекс потерял интерес к журнальным статьям. У него были другие дела, которые требовали внимания.

Через неделю после окончательного кремирования и похорон деда Алекс вернулся к живописи. Сначала в попытке заполнить пустоту после смерти Бена. Мир вокруг был таким молчаливым, таким мертвым, таким печальным. Казалось, он никогда не станет прежним. Почти каждый день Алекс мысленно беседовал с дедом, и, как всегда, Бену удавалось оживить окружающий Алекса мир.

Время шло. Алекс обнаружил, что живопись уводит его в другие места, в иные миры и помогает забыть горе. Большую часть времени он проводил один, мысленно путешествуя по тем далеким мирам, которые находят свое отражение на его холстах. И это приносило удовлетворение.

Некоторое утешение приносила мысль, что Бен прожил долгую жизнь. Он радовался каждому дню, что дано не всякому человеку. Множество людей отсчитывают время от выходного до выходного, от отпуска до отпуска и вечно ждут, когда же начнут жить. Бен никогда не ждал – он жил каждый день.

Выждав еще несколько недель Алекс решил, что прошло достаточно времени и позвонил господину Мартину - не захочет ли он взять несколько картин в галерею. Господин Мартин разговаривал дружелюбно, но выставлять картины наотрез отказался, объяснив, что будет чувствовать себя слишком неуютно. Отказ был решительным, и Алекс не стал настаивать, ибо не видел в том смысла. Пусть все идет как идет.

Вместо того, чтобы зацикливаться на проблеме, Алекс решил, что нашел выход: стоило поездить по городу и поискать другие галереи, где можно показать свои работы. И неподалеку от старого рынка он нашел одну такую, где согласились взять несколько небольших картин. Магазины в том районе были не слишком дорогими, но их посещало множество людей, и за неделю удалось за девятьсот долларов продать одну из картин. Владельцы галереи были страшно довольны и попросили принести еще несколько картин размером побольше, чтобы попытаться продать их подороже.

Не дожидаясь конца месяца Алекс связался с юридической фирмой “Ланкастер, Бакман и Фентон” из Бостона и попросил оформить землю на его имя. Юристы уверили, что он обратился по адресу и они готовы сделать все как он пожелает. Тем более, что они – единственная юридическая фирма, которая имеет полномочия совершать операции с этой землей.

Оказалось, что для оформления наследства потребуются огромные затраты. Но у Алекса были деньги от продажи шести испорченных картин из галереи господина Мартина, а также страховая выплата за сгоревший дом деда. Так что денежных затруднений не ожидалось, а потому вопрос с землей может быть улажен.

Алекс еще не решил, будет ли продавать эту землю. Но рассудил, что у него есть оставшаяся часть жизни, чтобы определиться с этим вопросом. Господин Фентон из юридической конторы уверил Алекса, что он может продать землю Фонду Даггеетт в любое время, как только решит это сделать. Алекс уточнил, сможет ли Фонд заплатить рыночную стоимость за участок такого размера, и адвокат заверил, что у Трастового Фонда Даггетт хорошее обеспечение, и он может позволить себе значительные траты.

В случае, если Алекс умрет не оставив наследников, то земля вернется в доверительное управление Фонда. Поэтому был прямой резон продать землю, потому что тогда деньги будут принадлежать Алексу независимо от того, что с ним случится. Но с другой стороны… Если он умрет, то не успеет потратить деньги…

Господин Фентон рассказал, что Фонд Даггетт уже наводит справки, поскольку Алекс пожелал продать землю как можно скорее. Что-то в этой поспешности рассердило Алекса и заставило принять решение. Он попросил господина Фентона сообщить представителям Фонда, что намерен принять наследство и оставить землю себе. Адвокат разразился длинной речью, желая удостовериться, что Алекс понимает все ограничения по наследству. И то, что любое их нарушение влечет за собой потерю земли, даже после того, как Алекс вступит в наследование. Алекс подтвердил, что понимает.

Он с нетерпением ждал оформления завещания – очень уж хотелось провести некоторое время вдали от людей и рисовать, рисовать. А еще не терпелось обследовать его собственный огромный новый мир.

И теперь он сидел у себя в студии, слушал как стучит за окнами дождь – и вдруг понял, что чувствует себя лучше. Горе больше не мешало получать удовольствие от работы, и – пусть даже и небольшое – удовольствие от жизни. Он нашел новую галерею, чтобы выставлять свои работы. Его ожидает поездка в Мэн, где он станет бродить по лесам, исследовать их, наполнять себя новыми впечатлениями для новых картин.

Создавалось впечатление, что жизнь не просто возвращается в привычную колею, а движется вперед. В каком-то смысле его жизнь получила новое начало.

Джакс тоже становилась давним воспоминанием, которое часто возвращалось. Реальна она была или нет, она больше не пыталась связаться с Алексом. Время уходило, унося надежды. Если она реальна, если реальна ее история, она, конечно же, давно попыталась бы что-нибудь сделать. Связалась бы с ним, прислала сообщение… Сделала бы… что-нибудь.

Вполне возможно, эта женщина была связана с людьми, которые каким-то образом хотели его надуть. Алекс вовсе не считал, что так и было на самом деле, но такая вероятность существовала. И это его беспокоило.

Никаких свидетельств присутствия чужаков Алекс больше не получал. Да и вообще, ему не нравилось думать на эту тему, потому что подобные мысли с каждым днем выглядели все более абсурдными. А думать о Джакс подобным образом ему не хотелось. Так же, как не хотелось представлять ее в роли мошенницы. А уж думать о ней как о сумасшедшей хотелось и того меньше. Психически больной мамы Алексу было более чем достаточно.

В результате, он уже не знал, что думать, а потому отодвинул мысли о Джакс в сторону и посвятил себя живописи.

Снаружи вспыхнула молния, рассыпав стаккато вспышек, придавая мокрым деревьям призрачный вид. Порывы ветра заставляли ветки судорожно вздрагивать, словно деревья нетвердой походкой шагают сквозь чернильную тьму. Время от времени мягкий стук дождя сменялся низким ревом и дождевая вода ручейками стекала по москитным сеткам, натянутым вокруг дома, словно желая смыть их. Ночь тянулась медленно.

Дождь пришелся Алексу под настроение – он как раз изображал горные кряжи с заблудившимися между высоких пиков облаками. Гром придавал картине достоверности, словно оживляя темный лес под высокими облаками.

А около полуночи в дверь позвонили.